Гунин Лев - Избранник
Лев Гунин
Избранник
Володе Голубу
В солнечный осенний день по проспекту шел человек с матерчатой сеткой,
ритмично покачивавшейся у него в руке. В сетке с краю, на самом верху,
лежала книга румынского писателя Ливиу Ребряну. Рядом покоилось издание
открыток с репродукциями живописи, обернутых обложкой с заголовком, а ниже
дребезжал массивный портсигар, открытый и без сигарет. В углу сетки стояла
недопитая бутылка молока, а на самом дне лежал, скрытый от взоров, невидимый
шестизарядный револьвер.
Человек этот нес свою сетку так, как обычно респектабельные люди носят
супермодерный "кейс" с деловыми бумагами, принадлежностями их фешенебельного
мира. Он был высок ростом, шел прямо держа голову и глядя прямо перед собой.
Возраста он был неопределенного, так как зарос густой черной бородой до
самого верха щек. На носу у него сидели очки с темными стеклами, а волосы
были и аккуратно, и как-то небрежно расчесаны.
Он шел в сторону магазинов, туда, где две девицы в белых халатах бойко
продавали горячие пирожки, где у киоска собралась уже толпа людей,
расхватывающих польские и немецкие журналы, и "Литературную газету", а
торговля в окошечке "Спортлото" шла особенно хорошо.
Часы на стене как раз показали полдень. Он бросил на них взгляд и
прошел под ними во вход одного из больших магазинов. Походив по его отделам,
оставаясь дольше всего в хозяйственном, канцелярском и в отделе пластинок,
он через какое-то время снова показался на улице. Пересек площадь, сквер с
сидящими на скамейках стариками, свернул во второстепенную улицу, и,
оглянувшись, двинулся по ней.
Он шел быстро, но не настолько быстро, чтобы это ассоциировалось со
спешкой, иногда смотрел по сторонам, но, в общем, двигался, глядя вперед -
словно обгоняя свою энергичную, пружинистую походку.
Он приблизился к краю дороги и, теперь не раз оглянувшись, пересек
проезжую часть. Прошел двор, вышел на соседнюю улицу. Здесь начинались дома
с тихими дворами и двориками, засаженными тополями, со скамейками и с
качелями, с аккуратными столиками и с железными не закрывающимися воротами.
На веревках кое-где покачивалось выстиранное белье, по дворам проезжали дети
на велосипедиках, в углах можно было увидеть опрокинутые мусорные баки.
Человек с сеткой прошел несколькими дворами и приблизился к обсыпавшемуся
желтому четырехэтажному дому. Здесь он вошел в подъезд, поднялся на
четвертый этаж и открыл ключом давно не крашеную, старую дверь.
На коридоре квартиры, в которую он вошел, не было ничего, если не
считать холодильника и гвоздя, вбитого в стену. Он вошел, снял обувь, снял и
повесил на гвоздь свою куртку-плащ и прошел на кухню. Здесь он водрузил на
стол недопитую бутылку молока, вынул и стал осматривать револьвер. Затем он
направился в комнату, бросил книгу и репродукции поверх одной из гор книг,
разбросанных по полу, и уселся на тахту.
Комната, в которой он находился, на первый взгляд производила
впечатление полного хаоса. Однако, присмотревшись, можно было с удивлением
обнаружить, что все вещи в ней находятся в определенном порядке; более того,
с математической точностью соотносятся друг с другом. Это было не так, как в
комнатах, какие месяцами не убираются и в каких все говорит о постепенном
разрушении того, что было вначале: нет, наоборот, это было задумано сразу,
целиком, в самом начале, и теперь поддерживалось, или - оставалось - таким
же, в своей геометрически правильной простоте.
На полу, как уже говорилось, лежали горы книг. Они были свалены
